Бисексуальность как нежность

Отец выгнал меня из своей кровати, когда мне было лет пять. Он даже сказал короткую речь — мол, все, ты уже не маленькая. И я осталась со своими ночными страхами один на один. Если не считать, конечно, мягких игрушек, которые я укладывала вокруг себя горой — так, что не могла иногда пошевелиться.

В то время со мной происходило много странного. Мальчики вдруг превратились в идиотов, которые дергали тебя за волосы, сыпали песок на голову и норовили ущипнуть или по-другому обидеть.

А взрослые мужчины, наоборот, вдруг стали не просто условными взрослыми, а привлекательными объектами, вызывающими неодолимое желание видеть некоторых из них так часто, как только возможно.

Но мужчины не обращали на нас внимания, а мальчиков мы избегали сами. Мы — это девочки. Которые вдруг стали держаться друг друга. И начал складываться этот особенный женский мир. В котором было очень много нежности. На пляже мы по очереди делали друг другу массаж — и контролировали каждое движение, объясняя, как лучше. Мы делали друг другу массаж ушей — почему-то в то время это казалось невероятно приятным. Мы обсуждали любовные линии в приключенческих романах, развивая и додумывая то, что осталось вне кадра. Мы прыгали друг на друге, называя это «сделай мне брачную ночь» (не очень понимая, что это значит дословно). Показывали стриптиз, да. Рассказывали друг другу порнографические истории, у нас даже была главная по этому делу, моя подруга, которая выбрала героев — своих дядю и тетю, которые жили в Колумбии и которых никто в глаза не видел.

Мы учились друг на друге целоваться.

Было ли это невинным? Был ли это просто страх опозориться, когда Это случится на самом деле?

Конечно, нет.

Это была сексуальность, которая проявлялась и в бурных драках тоже. Почти как с мальчиками. Но легко помириться, если силы равны. Как у девочки с девочкой.

Поэтому не было ничего особенного, когда я первый раз поцеловала женщину. Уже лет в шестнадцать. И не было ничего особенного или стыдного, когда я первый раз в женщину влюбилась. Это казалось естественным продолжением тех отношений, из детства. Это эхо чувств, которые еще не знают осуждения.

Мне даже в голову не приходили рассуждения о бисексуальности (или другие обозначения). Просто женщины казались очень приятными. Они знают, как прикасаться, как гладить и обнимать так, чтобы ты чувствовала себя так же уютно и спокойно, как в руках у матери.

Так как я не лесбиянка, то завидую мужчинам, что им так повезло — они получают эту женскую ласку, и нежности, и эти немного туманные объятия, и этот мягкий женский запах, и бархатистую кожу, и прикосновения пальцев, от которых появляются мурашки.

В девятнадцать лет у меня был роман и с мужчиной, и с женщиной в одно время. Но по отдельности. Мужчина узнал, и узнала ее мама. Хотя они скорее догадывались. И они как-то договорились и буквально разлучили нас. Мою подругу увезли в Италию. А я осталась со своим бойфрендом. На несколько лет.

Странно то, что ни с одним мужчиной у меня не было такого доверия. Секс — да, конечно. Секс вообще лучше с мужчиной. Но такое доверие, когда человек знает о тебе совершенно все — самые темные делишки, самые неблаговидные поступки, самые странные мысли, никогда.

Наверное, это в культуре, в корнях — в том внезапном отдалении мальчиков от девочек, когда от детей другого пола ты ждешь подвоха.

Я до сих пор помню, как звали мальчика, который учился со мной в первом классе — Артем Коровушкин. Он с первого же дня начал третировать нас с подругой: бил по голове, задирал юбки, пачкал спину мелом. «Просто вы ему нравитесь», — с умильным видом поясняли взрослые. Но нам от этого было не легче. Если перевести на взрослый язык, получается «бьет, значит любит»? Это оттуда? В детстве мы не могли с этим смириться.

Моя подруга до сих пор живет в Италии и встречается с одной парой — один из них гей, другой — би.

Ты даже не понимаешь до какого-то мгновения, что такие отношения могут вызвать нездоровый интерес. Что есть взрослые люди, наверное, несчастные в своей сексуальной жизни, для которых твои чувства — порнография. Я не понимала этого лет до двадцати, пока один ночной таксист чуть не врезался, засмотревшись, как мы на заднем сиденье целуемся с подругой.

Ты живешь. Встречаешься с мужчинами, иногда — с женщинами, иногда это только ночь, но когда видишь эти похотливые, блестящие от низменного возбуждения глаза, или когда замечаешь другую сторону этой вульгарной похоти — осуждение... тогда догадываешься, что этим людям просто кто-то слишком громко кричал «вынь руки из-под одеяла!». Им не давали воли, им не позволили свободно развивать свою сексуальность. Они испуганны, несчастны и закрыты для чувственных переживаний.

Иначе бы они поняли, что целовать женщину так же естественно, как и мужчину. И что секс — это не про пенетрацию или репродукцию. Это химия. Отношения с человеком, а не с полом. Секс — это удовольствие от прикосновений, это когда твою шею целуют так, что у тебя шумит в голове, или когда твои соски твердеют только потому, что тебя гладят по голове.

И если ты умеешь все это ощущать, то тебе не важно, кто тебя трогает — женщина или мужчина.

Суть в том, что сейчас можно что угодно где угодно запретить. Можно выдать собственную эмоциональную фригидность за высокий нравственный стандарт, можно даже внушить страх и затолкать любого, кто не похож на человека с заколоченной гвоздями вагиной, в подполье. Но все это лишь борьба с ветром, или с атмосферным давлением, или с океанским приливом. Природу не победить.(c)Арина Холинa